Драматический |
16+ |
Владимир Агеев |
2 часа 40 минут, 1 антракт |
Театр «Модерн» можно любить или игнорировать, но в одном ему не откажешь: у театра Светланы Враговой есть стиль. Что бы ни ставила Врагова — Леонида Андреева или Алексея Казанцева, — на сцене царят красота и упадок, в героях чувствуется надлом, и среди них почти наверное найдется зрелая роковая красавица, нервно заламывающая руки. Саломее, к слову, посвящена сцена в визитной карточке «Модерна» — андреевской «Катерине Ивановне». Но саму уайльдовскую «Саломею» ставила не Врагова, а Владимир Агеев — режиссер, у которого свои представления о fin de siècle. Для него, если судить по спектаклю, это эпоха противоречий — религиозного возрождения и мелочной суеты, пристального вглядывания в будущее и апокалиптического ужаса, культа телесности и противоречащей ему христианской аскезы. Цитаты из Гиппиус, Мережковского, Бердяева, Флоренского вошли в пролог к спектаклю — салонный литературный вечер, который заменяет пирушку Ирода. Агеев не увлекается, как Врагова, сецессионом (к чему ее обязывает сам антураж — здание в стиле модерн и антикварные интерьеры). Но не менее остро чувствует родство любви и смерти, или, в понятиях Серебряного века, неслиянность и нераздельность духа и плоти.
Первое в пьесе Уайльда олицетворяет Иоканаан, или Иоанн Креститель, арестованный тетрархом Иродом Антиппой за речи, порочащие власть. Плоть олицетворяет Саломея, падчерица Ирода и дочь его жены Иродиады; за «Танец семи покрывал» — оргаистическую пляску, к которой любят возводить истоки своего искусства стриптизерши, — отчим обещал выполнить любое ее желание. Саломея возжелала Иоканаана, но тот отверг ее. Тогда Саломея станцевала Ироду, попросив взамен голову Крестителя. Так сбывается и ее мечта — поцеловать пророка в губы, и прорицание самого Крестителя: он хотел умалиться, чтобы возвеличился Христос.
Агеев пришел в «Модерн» не один, а с актерами. Это Ирина Гринева — Саломея, Александр Усов — Иоканаан и Алексей Багдасаров — в начале спектакля он суетливый хозяин дома, позже хлопотун Ирод. Всех троих можно видеть в агеевской «Орнитологии». Из актеров «Модерна» выделяется Елена Стародуб в роли Иродиады — она играет леди Макбет эпохи декаданса.
В Библии Саломея была орудием в руках Иродиады, желающей смерти пророку. Уайльд сделал героиней Саломею, выбравшую счастье на земле, а не на небесах. У Флобера, чей рассказ «Иродиада» когда-то впечатлил самого Уайльда, на первый план выходит Ирод, походящий на булгаковского Пилата. У Агеева главным героем становится Креститель, до которого обычно никому нет дела. В прологе Иоканаан в исступлении взывает к Мессии и обзывает зрителей саддукеями и фарисеями (цитата из Флобера). Он неистовствует при встрече с Саломеей, появляясь из вращающегося прозрачного куба в глубине сцены. Даже когда его нет на сцене, откуда-то доносятся его молитвы на арамейском языке. По существу, спектакль Агеева — не о свойствах страсти, как привычно трактуют «Саломею», а о двух страстях, сшибающихся в момент наивысшего накала.
Главное, чем меряются режиссеры в «Саломее», — это ее кульминация, тот самый «Танец семи покрывал». Ида Рубинштейн, для которой танец ставил Фокин, обнажалась, сбрасывая покрывала одно за другим. У Виктюка, зарифмовавшего пьесу с биографией Уайльда, Саломею играет мужчина; Дмитрий Бозин танцует в одной набедренной повязке. У Агеева, притом что невозможно женственная Гринева еще и отменная танцовщица, нет никакого танца. Но есть его символ. Саломея застывает посередине, а служанки скрываются под полами ее юбки, закрывшей половину сцены. Выше пояса Саломея целомудренно неподвижна, а ниже пояса беснуется, вздыбливается черная материя.